Буддизм

1-2. Эти две строфы довольно трудны для понимания. В связи с их интерпретацией и переводом возникла дискуссия, кратко освещенная М. Мюллером (SBE, X, р. 3 — 4) и продолженная в трудах многочисленных учёных вплоть до нашего времени. Суть разногласий — в различном понимании термина дхамма , одного из центральных в буддийской философии и догматике (об этом см. во вступительной статье; там же указана литература).

Дхамма в разбираемом месте переводилась очень различно: naturae [a mente principium ducunt] (Фаусбёль), action (Годжерли), die Pflichten (Вебер), all faculties [of mind] (д'Альвис), mental faculties (Чайлдерс), things (Рис-Дэвидc), Dinge (Нейманн, Дальке), [mental] natures (Радхакришнан), all conditions (Нарада Маха Тхера), religious life (Кунхан Раджа); особенно показателен перевод М. Мюллера — all that we are. Попытка однозначного перевода в данном случае пока едва ли оправдана.

Несомненно, что разные направления внутри буддизма понимали этот термин в соответствии с общей системой их взглядов, а позднейшие интерпретаторы (как в Европе, так и в Азии), — как правило, в зависимости от тех ассоциаций из области античной или современной философии, которые возникали у них при анализе дхаммы . Разумеется, можно было бы попытаться выяснить первоначальное значение этого слова в буддизме. Однако это ни в коей мере не решило бы проблемы понимания его в Дхаммападе и, тем более, его перевода, так как. во-первых, дхамма имеет целый ряд значений уже в Дхаммападе и, во-вторых, разные направления и разные эпохи связывали с этим словом неодинаковые значения (обстоятельство, которое, по-видимому, делает маловероятным точное определение этого термина).

Одна из возможностей разного толкования слова дхамма тесно связана с многочисленными попытками осмыслить его в плане индуизма. Кажущаяся простота такой интерпретации соблазняла многих учёных, однако сейчас такой путь должен быть признан порочным. Разумеется, это не значит, что внимание исследователя не должно останавливаться на случаях поразительных аналогий с предшествующими или современными буддизму учениями: выявление таких аналогий важно, но не столько для изучения структуры буддизма, сколько в относительно второстепенном плане его генетических связей.

Из индуистских аналогий к мыслям, выраженным в первых двух строфах Дхаммапады , наиболее показательны отмеченные Радхакришнаном и Рагхаваном в Упанишадах. Ср. Amṛtabindu Up., 2; Maitrāyaṇi Up., VI, 34; Bṛhadāranyaka Up., 4, 5. Впрочем, некоторые из таких сопоставлений не вполне состоятельны. Ср. критику Б. Баруа и С. Митры, сравнивавших Дх. I, 1-2 с Chāndogya Up., VII, 3, I (В. Вarua, S. Mitra, Prakrit Dhammapada..., Calcutta, 1921), со стороны Рис-Дэвидс, предположившей в данном случае влияние философии Капилы — санкхьи (С. A. F. Rhys Davids, The minor anthologies..., London, 1931. — см. комментарий к соответствующей строфе). Относительно значений слова разум (mano) см. Diсt., VI, р. 144 — 146; индуистская трактовка этого понятия, помимо ряда других трудов, представлена и в Мокшадхарме.

О этих двух строфах см.: В. К. Sengupta, Buddhist psychology. — IHQ, vol. 32, 1956, p. 267.