Буддизм

Универсальность аксиом Будды

Священные буддийские писания столь объемны, что для их полного изучения не хватило бы одной человеческой жизни. Даже Священные Писания одной школы вряд ли были изучены досконально хотя бы одним ученым. Это звучит весьма неутешительно, ибо как может обычный человек хотя бы надеяться узнать, что такое буддизм, и как может он следовать учению, которое требует столь долгого времени для изучения!

К счастью, Будда был не только Великим Пророком, но и Великим Учителем. Он был способен выразить в словах свои воззрения, а слова наделить жизнью, живой силой творческой мысли. Мысль является творческой только тогда, когда она побуждает и других к мышлению, т.е. когда она преодолевает самое себя, содержит директивный момент, побуждающий к дальнейшему движению в намеченном направлении. На этом пути достигнутый результат становится нашим духовным достоянием, частью нашей собственной жизни. Но если этот же результат достигнут без нашего усилия – без собственного движения по пути, ведущему к этому результату, – то он не будет иметь никакой живой ценности, несмотря на все свое истинное содержание. Мертвая истина не лучше лжи, ибо она обусловливает косность, наиболее трудно устранимую форму неведения. Специфической особенностью метода Будды в наставлениях является то, что он никогда не высказывает мысль без указания пути, который ведет к ней; он изложил основы учения в столь четкой и выразительной системе, что любой мыслящий человек способен следовать ему и достигнуть спасения своими собственными силами. Директивный момент лежит в логической структуре идей и систематической трактовке фактов и опыта, которые достижимы на каждом уровне жизни или развития и, более того, побуждают человека к их преодолению. И действительно, с трудом можно найти другую религию или философию, которые могли бы гордиться столь легко доступными и понятными формулировками, не требующими ни научного образования, ни веры в фантастические допущения, ни какие-либо иные интеллектуальные жертвы.

Будда был гениальным свободным мыслителем в лучшем смысле этого слова, и не только потому, что он признавал за каждым человеком право мыслить независимо, но прежде всего потому, что его разум был свободен от каких-либо фиксированных точек зрения – теорий. Будда отказывается основывать свое учение на простых, обычных верованиях или догмах. Как истинный мыслитель, он стремился найти аксиому, самоочевидную и общезначимую формулировку истины, или, вернее, критерий истины. Известный французский философ Декарт основал свою философию на положении: Я мыслю, следовательно, существую . Будда шагнул дальше, он исходил из значительно более универсального принципа, основанного на опыте, присущем всем чувствующим существам: факт страдания ( саббе санкхара дуккха ).

Однако страдание в буддизме не есть выражение пессимизма или усталости от жизни стареющей цивилизации: это – фундаментальный тезис всеохватывающей идеи, ибо не существует иного опыта, в такой же мере универсального. Не все живые существа – существа мыслящие, и не все мыслящие существа достигают уровня, на котором эта способность постигает свою собственную природу и значение; но все чувствующие существа страдают, ибо все они подвержены старости, болезням и смерти.

Этот опыт образует связующее звено между существами, которые в противном случае имели бы мало общего между собой; это – мост, который связывает человека с миром животных, это – основа всеобщего братства. Идея того, что чужое страдание должно расцениваться и чувствоваться как свое собственное, изложена в первом стихе десятой главы Дхаммапады :

Все дрожат перед наказаньем, все боятся смерти –

Поставьте себя на место другого.

Нельзя ни убивать, ни понуждать к убийству.

Насколько отлична эта позиция от положения Декарта, который, согласно своей исключительной аксиоме я мыслю, следовательно, существую , рассматривал животных как разновидность живых автоматов!

Именно этот опыт всеобщего страдания в благороднейшем смысле побудил Бодхисаттву (т.е. стремящегося к просветлению, Будду в его становлении) покинуть свой дом, свою семью, свое богатство и пожертвовать своим царским положением; и соответственно именно этот опыт послужил позднее исходной точкой его этической и философской системы.

Без полного понимания этой аксиоматической истины о страдании невозможно правильно понять остальные составляющие Учения Будды. Поэтому Четыре Благородные Истины – прагматическая формулировка учения Будды, – начинаются с анализа страдания и его признаков (дуккхам арья-саччам), за которым следует исследование причин страдания (дуккха-самудайо арья-саччам).

Подобно тому, как алгебраическая формула не содержит никаких определенных значений, но только символы а , с , х , у , которые могут быть замещены соответствующими известными величинами, так и радость, и страдание, и счастье, и горе есть символы положительных и отрицательных состояний в жизни, или, точнее, сознания. Страдание и счастье невозможно определить однозначно в позитивных терминах как объективное содержание сознания; можно показать лишь их относительные причины и признаки и их взаимозависимость. Каждый отдельный индивидуум обладает своим собственным мерилом радости и страдания согласно уровню его развития. Обстоятельства, которые означали бы счастье для одного уровня сознания, могут обернуться страданием для другого.

Три уровня страдания

На самой низшей ступени существует только телесное страдание: физическая боль, лишения, недомогания. На следующей, более высокой ступени оно преимущественно ментально: несоответствие наших иллюзий действительности, разочарование в жизни, невозможность удовлетворить наши желания. На третьей ступени страдание уже не связывается с благополучием нашей собственной персоны или с мимолетными явлениями нашей жизни, оно становится все более и более всеохватывающим, неотъемлемым от окружающего бытия. Мы принимаем соучастие в страдании других и, не расценивая свою индивидуальность, ограниченную временем и делами, как наивысшую ценность, мы постигаем, что привязанность к ней становится препятствием, путами, признаком нашей ограниченности и несовершенства.

Эти три ступени страдания не обязательно исключают друг друга в одной и той же личности, и это тем более верно, чем выше развит индивидуум, хотя в общем можно говорить о преобладании одной из этих ступеней. В наиболее примитивной форме сознания (животные, неразвитые человеческие существа) страдание проявляется в основном как физическая боль и телесные нужды и, в значительно меньшей степени, как страдание ментальное. Человек, стремящийся к просветлению, преимущественно испытывает всеобъемлющее страдание (третья ступень), тогда как обычный человек в основном подвержен ментальному страданию (вторая ступень), хотя телесное страдание возможно и достаточно часто занимает определенное место, в том числе и на более утонченной третьей ступени.

Само определение страдания в палийском каноне четко выделяет эти три ступени, хотя они как таковые не классифицируются и не разъясняются. В своей первой Бенаресской Проповеди Будда провозгласил:

В муках рождается человек, в муках стареет, в муках умирает.

Союз с немилым – страдание, страдание – разлука с милым.

Всякая жажда, неудовлетворенная, сугубо мучительна.

И все пять совокупностей, возникающих из привязанностей, – мучительны.

Рождение, старение и смерть – первая группа – признаки телесного страдания. Невозможность достижения страстно желаемого определяет вторую ступень: ментальное страдание. Пять совокупностей существования (букв.: привязанностей) (пали: паньча-упаданаккханда), т.е. комплекс опыта отдельной личности, представляет всеобъемлющую форму страдания, третью ступень. Формула союз с немилым – страдание, страдание – разлука с милым , естественно, может быть применима и ко всем объектам двух других уровней, т. к. каждый из них способен выступить в качестве предмета ментального страдания, если их рассматривать с индивидуальной точки зрения (интеллектуально) как симпатии и антипатии.

Утверждение о том, что три ступени страдания не обязательно исключают друг друга, справедливо не только по отношению к индивидууму, но и к вышеприведенному определению. Указанные в нем состояния не следует понимать чисто внешне, односторонним образом. Если, например, выражение в муках рождается человек понимается буквально, т.е. что роды ребенка для матери, а возможно, и для самого ребенка (хотя мы не располагаем доказательствами этому) связаны с болью, то в этом случае, несомненно, утрачивается истинное значение высказывания. Рождение (джати), в буддийском понимании, отнюдь не особый отдельный момент в жизни каждого существа, не только физиологический процесс рождения (санджати) или зачатия (окканти), которое, кстати, можно с большим правом рассматривать как действительное начало новой жизни, чем то мгновение, когда живое существо покидает тело матери; рождение – это зачинание , зарождение , которое беспрестанно вызывается посредством ощущений (чувств), обусловливающих появление или проявление совокупностей (агрегатов) существования (кхандханам патубхаво), это – определенная доминанта в сфере чувств (айатананам патилабхо), беспрестанная материализация и новые кармические путы. Вот в чем заключается истинный смысл страдания – рабство, обусловленное отчуждением, отходом от живой целостности бытия.

Подобным же образом смерть (маранам) – не только некоторый определенный момент жизни, но и необходимый элемент самой жизни. Смерть – это распад, прекращение, непрестанные изменения психических, ментальных и физических элементов или совокупностей, составляющих бытия (кхандханам бхедо, для которых Ричард Вильгельм выбрал весьма точное определение: комплексы опыта, переживания ), а именно: составляющих телесной формы (рупаккхандха), чувств (веданаккхандха), перцепции (саннаккхандха), структур подсознания (санкхараккхандха) и сознания (виннанаккхандха).

Буддхагхоша в своей работе Висуддхимагга говорит: Тот, кто не имеет ясного представления о смерти, кто не осознал глубинный смысл того факта, что смерть всегда и везде заключается в распаде групп составляющих (кхандха), приходит к разнообразным (неверным) заключениям, например: живое существо умирает и перерождается в новом теле ... Тот, кто не имеет ясного представления о перерождении, кто не осознал глубинный смысл того факта, что появление составляющих всегда и везде обусловливает перерождение, приходит к разнообразным заключениям, например: живое существо рождено и обрело новое тело .

Рождение, старение и смерть, которые первоначально понимались как признаки телесного страдания, становятся также объектами и ментального страдания и, наконец, – проявлениями всеохватывающих законов индивидуальной жизни, с которыми мы связываем нашу самость. Это как раз и отмечается в вышеприведенной цитате, где пять кхандха рассматриваются как объекты страдания и описываются как составляющие привязанность , сцепление , причастность (упаданаккхандха).

Такое понимание выходит за пределы обычного интеллектуального или ментального подхода к рассмотрению окружающей жизни – оно создается в ходе внутреннего, глубинного созерцания космической последовательности событий. Священные Тексты описывают, как ученик, следующий Благородным Путем, после прохождения четырех состояний медитационного самоуглубления (джхана; санскр.: дхьяна) устремляет свой разум на воспоминание предшествующих форм своего существования; вначале одна жизнь, затем две, три, десять, сто, тысяча, сто тысяч; затем – ко временам многочисленных миросотворений, затем – ко временам многочисленных мироразрушений... Так вспоминает он многочисленные формы своего предшествующего существования с их характерными признаками, с их особенными взаимосвязями... И, обладая разумом самоуглубленным, чистым, гибким, свободным от эмоциональной нестабильности, легко контролируемым, энергичным, устойчивым, невозмутимым, ученик устремляет его к познанию исчезновения и нового возникновения существ. Обладая Небесным Оком, незапятнанным, сверхчеловеческим, он зрит, как исчезают и вновь возникают существа, низменные и благородные, прекрасные и уродливые, счастливые и несчастливые; он постигает, как вновь возвращаются существа в эту жизнь согласно их деяниям. (Маджджхима Никайя. VI, 10).

После того, как ученик, основываясь на глубоко внутреннем переживании, созерцании и опыте, вместил в себя совокупность явлений мира, он достигает непосредственного переживания Истины о Страдании, а затем и вытекающего отсюда фундаментального тезиса о возможности прекращения страдания, о целебной Истине:

Это суть страдание – так постигает он согласно Истине.

Вот причина возникновения страдания – так постигает он согласно Истине.

Вот прекращение страдания – так постигает он согласно Истине.

Вот путь, ведущий к прекращению страдания – так постигает он согласно Истине.

МАДЖДЖХИМА НИКАЙЯ, VI, 10

Это описание показывает универсальную основу буддийской концепции о страдании, которая далека в равной мере как от ипохондрической неудовлетворенности миром, так и от эмоциональной усталости от жизни. Являясь существеннейшей темой буддизма, страдание – это Космическое Страдание , как справедливо можно назвать его. Оно лежит в основе всего индивидуального бытия, имплицируется в космический закон, который соединяет нас с нашими деяниями, как добрыми, так и дурными, и безостановочно гонит нас в круговороте перерождений от одной формы к другой. Короче говоря, это – страдание рабства, зависимости, кармических пут.

Восприятие страдания в его всеобъемлющей форме может возникнуть только на более высоком уровне сознания, на таком, где достигается знание глубочайших причин появления страдания и пути к их устранению. Однако это является результатом Благородного Пути, а он, в свою очередь, есть следствие первичного, непосредственного переживания жизни, каковым оно представляется нам в откровениях Бодхисаттвы, символично выраженное в образах старости, болезней и смерти. Это непосредственно воспринятое телесное несовершенство человека подобно молнии озарило преходящесть жизни в целом и послужило той движущей силой, которая направила Его в глубь себя в поисках более высоких ценностей. Однако, как только это промелькнуло хотя бы в форме предчувствия, начинается переоценка своего собственного бытия и уровня сознания, а вместе с ней и познание нашего внутреннего и, в истинном смысле, нашего собственного несовершенства. Страдание теперь воспринимается не как нечто внешнее, вторгающееся из враждебного мира, а как зарождающееся и исходящее из нас самих, Оно не является более чем-то чуждым или случайным, но выступает как часть нашего собственного самосотворенного, бытия.